Должны ли США поставить судьбу диссидентов во главу угла своей политики в отношении России? Этот вопрос стал неизбежным. Правительство президента России Владимира Путина, похоже, намерено убить, медленно или быстро, находящегося в тюрьме критика режима Алексея Навального.
Администрация президента США Джо Байдена предупредила, что в этом случае будут иметь место некие последствия. То, что Навальный прекратил голодовку и его жизни не угрожает непосредственная опасность - пока - не снимает основной проблемы.
Сегодняшние дебаты напоминают историю политики США в отношении советских диссидентов во время холодной войны. Урок заключается в том, что поддержка либеральной оппозиции может быть морально и стратегически оправданной, хотя она, конечно, и не изменит путинский режим в ближайшее время.
Соответствующую историю времен холодной войны часто рассказывают следующим образом. Во время периода политики разрядки в 70-е годы американские чиновники неразумно допускали репрессии советских диссидентов, стремясь к стабильности в отношениях с Москвой. В 80-е годы президент Рональд Рейган изменил эти безрассудные установки, вступившись за критиков советского режима, и тем самым помог разрушить империю зла изнутри.
Важные части этой версии верны, но общая история на самом деле выглядит сложнее.
Вот в чем она заключается. Рейган действительно сделал солидарность с диссидентами, такими как Андрей Сахаров, томившийся тогда во внутренней ссылке, центральным элементом своей стратегии холодной войны. Он публично осуждал Советы за то, что они сажали в тюрьмы и преследовали своих внутренних критиков. В закрытом порядке он добивался от советских лидеров освобождения политических заключенных и реформирования советской правовой системы. Он даже открыто встречался с советскими диссидентами во время поездки в Москву в 1988 году.
Он сделал это потому, что моральная ясность была инструментом политической войны. Подчеркивание политической и этической несостоятельности Советов было способом давления на режим внутри страны и его дипломатической изоляции снаружи. Рейган также правильно полагал, что политические реформы в конечном итоге сделают Советский Союз менее авторитарным и менее угрожающим врагом.
В итоге эта политика сработала блестяще. Советские диссиденты вдохновлялись тем, что они называли «рейгановскими чтениями» - речами, в которых Рейган обличал Москву за ее грехи. (В 1983 году из Розового сада Белого дома президент провозгласил «Национальный день Андрея Сахарова»). Кремлевские лидеры в частном порядке признали, что «особенно сильная антисоветская агитация» Рейгана активизировала критиков внутри страны и лишала Советский Союз легитимности за рубежом.
В конце 80-х советский лидер Михаил Горбачев понял, что режим не сможет восстановить отношения с Западом, пока не изменит свой подход к политическим свободам и правам человека. Поддержка диссидентов была частью идеологического наступления, которое увеличило к мучительную нагрузку на тоталитарное государство.
Однако это еще не вся история. Во-первых, Рейган не был первым американским лидером, который обратил внимание на советские репрессии. Защитники прав человека в Конгрессе, такие как сенатор-демократ Генри Джексон, начали делать это в 70-х годах, а президент Джимми Картер приводил в ярость советских лидеров, наседая на них, при личном контакте, по поводу состояния здоровья конкретных диссидентов.
Европейские союзники Америки также начали обращать внимание на нарушения прав человека в Восточном блоке в 70-е годы в рамках Хельсинкских соглашений и часто помогали администрации Рейгана продвигать этот вопрос на многосторонней основе в 80-е.
Что еще более важно, ни одна из этих пропагандистских кампаний - ни Картера, ни Рейгана, ни европейцев - не привела к существенному улучшению политических условий в Советском Союзе до середины 80-х годов.
Советские лидеры, как и большинство сторонников авторитарной власти, знали, что ослабление репрессий против диссидентов - опасная игра, поскольку она может вызвать рост сопротивления непопулярному правительству. Они почувствовали такую угрозу со стороны идеологической войны Картера и Рейгана, что ответили еще большим давлением на инакомыслие и инакомыслящих.
«Руководство убеждено, что администрация Рейгана стремится развалить их систему и не даст спуску, - объяснял один советский комментатор в 1983 году. - Поэтому у них нет другого выбора, кроме как уйти в глухую оборону и дать отпор».
Что изменилось в конце 80-х годов? Политбюро выбрало лидера, Горбачева, который действительно заботился о международной легитимности - отчасти потому, что Рейган так успешно отказывал в ней Кремлю - и который был готов сделать ставку на то, что немного больше политической свободы омолодит умирающую систему. (Он проиграл эту ставку, причем феерически).
По мере углубления кризиса советского государства Горбачев стал настолько сильно нуждаться в экономической и дипломатической поддержке Запада, что его правительство пошло на немыслимые ранее политические уступки - вплоть до того, что спросило у американских дипломатов, есть ли конкретные политические заключенные, которых Госдепартамент хотел бы видеть на свободе. В этих весьма благоприятных обстоятельствах американское давление - в сочетании с тихим и удивительно проницательным участием Рейгана - сотворило чудеса.
Сегодня есть несколько обнадеживающих параллелей. Только по моральным соображениям США должны попытаться отговорить Путина от расправы с Навальным, как он, предположительно, поступил с другими конкурентами внутри страны. Более того, репрессивность и нелегитимность путинского режима - слабые стороны, на которые стоит обратить внимание.
Поддержка Навального и других диссидентов, как бы несовершенны они ни были – Навальный когда-то был связан с крайними националистическими группами, - это способ навязать политические и дипломатические издержки российскому режиму, удерживая в фокусе его отвратительные, убийственные импульсы. И если российско-американские отношения в будущем улучшатся, это может последовать за определенной либерализацией российской политики - тем более что есть причина заступиться за тех, кто пытается изменить систему изнутри.
Но давайте сдерживать наши ожидания. Во время холодной войны потребовались постоянные усилия на протяжении двух президентских сроков, чтобы начать реально улучшать положение советских диссидентов. Сегодня эта задача может оказаться еще сложнее. Путин меньше заботится о международном мнении, чем Горбачев; похоже, он приветствует враждебность Запада. Российскую экономику трудно назвать процветающей, но Путин не испытывает того отчаяния, что охватило Горбачева в конце 80-х.
У США есть веские причины, моральные и продиктованные благоразумием, для поддержки Навального и других людей, стремящихся к более свободной, менее коррумпированной России. Это один из уроков истории холодной войны. Другой, однако, заключается в том, что даже резкое внешнее давление не приведет к значительным изменениям в российской политике - и не облегчит жизнь противникам Путина - в ближайшем будущем.