(Продолжение. Начало в №1149)

Дождавшись утра, я выбежал во двор, боясь упустить момент, когда из дому выйдет пастух Вовка Положишников. Хотел поручить Вовке мою Машку, чтобы она паслась в его стаде. Вывел козу, а она начала блеять ещё громче, чем ночью и, наверное, разбудила всех соседей. Когда Вовка услышал мою просьбу, сказал, как отрезал: «Ты що, здурiв? Скотина довжна звыкнуть до свого мiсця, хозяiна та заспокоiться. Бачишь, як вона нервуе! Таку в стадо я нэ вiзьму!(укр.)» (Ты что, сошёл с ума? Животное должно привыкнуть к новому месту, хозяину и успокоиться. Видишь, как она нервничает? Такую в стадо я не возьму.) И Вовка, стегнув кнутом козу тёти Марфуши, выбежал вслед за ней на улицу.

Оставшись с блеющей Машкой, я понял, что после города Фрунзе, когда в лапах кошки оказался мой кролик, получил второй «урок». Мечта о собственном животном стала всё более отдаленной. А отец купил мне козу, наверное, чтобы проверить, как я самостоятельно могу содержать животное. И сейчас я понял, как мама была права. Через десять дней начинался учебный год. Шесть дней в неделю - школа, дважды в неделю - «музыкалка», а дома по вечерам уроки, уроки... Когда встречаться с друзьями? А без них я не представлял дальнейшей жизни…

До конца недели я на веревке пас Машку на пустыре, на ночь заводил в сарай, а в субботу за обедом заявил:

- Машку надо продать. Мама промолчала, а папа спокойно сказал:

- Завтра иди на базар. Ты уже знаешь, как продавать!

По воскресеньям, когда Вовка стадо не выводил, он согласился пойти со мной продавать Машку. С утра мы погнали козу на базар, на то самое место, где папа её купил. Но теперь отца с нами не было, а Машку продавали мы - городские мальчишки. Когда покупатели, подходя к нам, с подозрением спрашивали: «Хлопчики, а ваша коза не ворованная?», -Вовка показывал свой договор с хозяевами коз, заверенный треугольной печатью домоуправления. Документ вызывал доверие.

Торговался Вовка, а я, хозяин козы, который не умел торговаться (и до старости так и не научился), стоял в сторонке. Зная, что мой отец Машку купил за триста рублей, Вовка просил за нее триста пятьдесят: «300 - твому батьковi, а 50- пропьем», - планировал он. Мы простояли на базаре несколько часов. Наконец Вовка, уговорил одну старушку из Подола купить козу за...250 рублей. «I цэ добрэ. Бiльше нiхто за твою Машку не дасть»,- легко убедил он меня. Старушка, по подсказке Вовки, вручила мне - хозяину! - двести пятьдесят рублей. Боясь обмана, я несколько раз пересчитывал зеленоватые пятирублевые купюры, на которых красовался лётчик с парашютом. Их было точно пятьдесят. Таких больших денег я еще не держал. Их завернул в газету, а для сохранности спрятал за рубашку. Когда покупательница уводила от нас Машку, коза повела головой в мою сторону и, будто обвиняя меня в предательстве, снова заблеяла.

Подойдя к нашему дому, я попросил Вовку рассказать моим родителям, как мы продавали Машку. Но он не согласился:

- Сам расскажи, як було...

Пачка денег за пазухой «обжигала» мне грудь, а я никак не решался отчитаться о продаже козы. Только когда мама зашла на кухню, я рассказал отцу, как трудно было даже Вовке найти покупателя и как он уговаривал старушку купить Машку за триста рублей. Согласилась - за двести пятьдесят, и не больше…

Я боялся, что папа заволнуется, закричит, но он ...улыбнулся, махнул рукой и сказал: «А я думал, что мы вообще не избавимся от твоей козы. Зимой мы бы её не прокормили». Довольный, что моя затея с козой так благополучно завершилась, я с легким сердцем отдал деньги отцу. Пересчитав пачку и подтвердив, что всё в наличии, он спросил:

- А как ты, сынок, отблагодарил Вовку за помощь?

- Никак. Он же мой друг!

- Э, так не годится! Сколько он проторчал с тобой на базаре. Без него свою Машку ты бы привёл назад... Вот пятьдесят. Отдай ему.

- Папа! Ты же отдал за козу триста рублей, а теперь у тебя останется только двести.

- Возьми, и точка! Мы с мамой и без них проживем. А вечером со своим «корешем» пойдите в центр, погуляйте, купите булок с маком, лимонаду...

Так мы и сделали. В шесть вечера мы Вовкой в чистых рубашках и брюках были в Корпусном саду. По воскресеньям там за оградой памятника Славы духовой оркестр играл марши и вальсы. Но никто не танцевал: пары и группы чинно прогуливались по асфальтированным дорожкам, семьи с детьми и инвалиды отдыхали на скамейках в тени густых дубовых крон. Недавно в парке появились киоски с газированной водой.

- Что бы ты, Вовка, хотел поесть? - спросил я.

- Жраты не хочу. Дома поив. Выпыв бы чего-нэбудь...

- Лимонаду с булкой, - робко предложил я.

- Та нi, обмываты - так обмываты. Давай, купимо вина, та й выпьемо за дружбу.

 Дома я в рот не брал спиртного, даже папиной домашней «наливочки». А тут вдруг такое предложение... И деньги у меня в кармане. Мы подошли к ларьку, который стоял подальше от ярко освещенного памятника. Вовка спросил у продавщицы, сколько будет стоить сто граммов вина «портвейн» и две конфеты:

- Сорок восемь рублей и пятьдесят копеек, - ответила она.

- Бэрэмо! - сказал Вовка.

Я его предупредил:

- Ты пей один, а я - не буду.

Но он отказался пить один. Мне не хотелось обижать друга, и вынужден был выпить с ним за дружбу. Продавщица налила в два стакана по пятьдесят граммов темно-красного напитка, а мы как взрослые цокнулись стаканами и выпили. Душистая, сладковатая жидкость приятно согрела мой желудок. Тут же разжевал во рту конфету с фруктовым повидлом. На душе стало так хорошо, как пела в кино героиня популярной песни «Все стало вокруг голубым и зеленым...». Вовка обнял меня и сказал, что с этого дня мы настоящие друзья. Выйдя из парка, мы долго из конца в конец «утюжили» Октябрьскую улицу. Тогда мы дали друг другу слово не расставаться никогда, но обстоятельства оказались сильнее обещаний.

Через несколько дней начался учебный год. Я пошел в седьмой класс и продолжил ходить в «музыкалку», а Вовка поступил в ФЗУ (фабрично-заводское училище) - учиться на токаря.

- «Фэзэушникiв» - объяснил он мне, - одягають, обувають та кожен день кормлять.

Вовка любил свою маму и сестру, возвратившуюся из рабства в Германии, и старался им не быть обузой.