Неудачно выбранное время для проведения воздушной разведки часто становилось источником геополитической напряженности во время первой холодной войны. В мае 1960 года Советский Союз сбил самолет-шпион U-2 Центрального разведывательного управления, которым управлял Фрэнсис Гэри Пауэрс. Это произошло за несколько дней до запланированного саммита в Париже. США сначала осудили действия СССР, утверждая, что он выполнял задание по наблюдению за погодными условиями и случайно отклонился от курса, оказавшись в воздушном пространстве России (звучит знакомо?). Инцидент имел серьезные последствия для роста напряженности между Востоком и Западом. Российский лидер Никита Хрущев метал громы и молнии на встрече в Париже. Переговоры, направленные на разрядку холодной войны, провалились.
Затем произошел инцидент с майором Чарльзом Молтсби.
27 октября 1962 года офицер ВВС США находился за штурвалом другого самолета U-2, который вылетел с Аляски с заданием собрать в атмосфере частицы, оставшиеся после недавнего испытания ядерного оружия в Союзе. Вскоре после взлета из-за сложных погодных условий его самолет действительно отклонился от курса и на 300 миль вторгся в советское воздушное пространство, что, к его тревоге, подтвердила шумная русская народная музыка, зазвучавшая по радио в кабине пилота.
Время для этого было самое неподходящее. Был самый разгар Карибского кризиса, всего через две недели после того, как США - благодаря более успешному полету самолета-шпиона - обнаружили доказательства строительства советских ракетных объектов на Кубе.
В тот день министр обороны Роберт Макнамара должен был позвонить президенту Кеннеди и сообщить ему, что в этот момент кризиса, когда одно неверное движение любой из сторон может привести к началу ядерной войны, незадачливый американский пилот совершил ошибку, подняв в воздух советские истребители МиГ.
Ответ Кеннеди был спокойным и слегка удрученным: «Всегда найдется какой-нибудь сукин сын, который не поймет приказ».
К счастью, Молтсби удалось спасти себя и свой самолет до потенциально катастрофического перехвата, и через неделю американцы и Советы заключили соглашение, положившее конец самому тяжелому кризису холодной войны.
Иногда события наводят на мысль, что мировые лидеры активно стремятся доказать истинность изречения Карла Маркса о том, что история повторяется - сначала в виде трагедии, затем в виде фарса.
По сравнению с этими двумя моментами почти трагической драмы, в истории с китайским шпионским воздушным шаром на прошлой неделе было что-то немного комичное. Возможно, это все дело в ассоциации с детскими днями рождения или антикварный характер надувных устройств в век гиперзвуковых реактивных самолетов, но воздушные шары по-прежнему вызывают усмешку. Контраст усиливается, когда мы вспоминаем, что Пауэрс провел год в русском лагере, в то время как нам удалось заполучить только кучу китайского оборудования.
Но та же история говорит нам, что подобные эпизоды все еще могут оказывать огромное влияние на международные отношения в период роста глобальной напряженности. Шпионаж - обычное дело, но подобные события могут отражать и усиливать возбужденное состояние умов политических лидеров в усиливающейся борьбе, и реакция на них обеих сторон может определить ход этой борьбы.
Мы можем подождать появления более подробной информации, прежде чем сразу же осуждать реакцию администрации Байдена, но на первый взгляд она выглядит неуклюжей. Как нам говорят, они знали о шаре за несколько дней до того, как известие о его появлении стало достоянием общественности, и прежде чем сбить его, позволили ему парить над страной, предположительно передавая изображения в Китай.
Но важнее то, что этот эпизод говорит нам об изменении взаимного понимания китайских и американских военных возможностей, а также о рисках, на которые готовы пойти обе стороны, чтобы обеспечить себе преимущество или даже выживание.
В 1960 году США все более тревожили возможности Советов и Америка шла на все большие военные и дипломатические риски, пытаясь их измерить. Это происходило всего через 3 года после того, как Спутник резко изменил оценки технологического баланса сил между США и Советским Союзом.
С российской стороны эпизод с Пауэрсом более или менее непосредственно привел к кризису на Кубе 2 года спустя. С помощью исторических документов мы теперь знаем, что Хрущев подвергался серьезным нападкам со стороны сторонников жесткой линии в Кремле.
Согласно новой истории кризиса, написанной Максом Гастингсом, один из главных помощников Хрущева, Анастас Микоян, рассматривал действия советского лидера в отношении эпизода с Пауэрсом как катастрофический момент для мировой стабильности и перспектив мира.
«По его (Хрущева) вине снижение напряженности между Востоком и Западом, стоившее нам стольких усилий, было отброшено по меньшей мере на 15 лет назад», - писал Микоян много лет спустя. Российского лидера в 1964 году сместил Леонид Брежнев.
На этот раз кризиса на Кубе не будет. Но пока Си Цзиньпин обдумывает свое внутриполитическое положение, оценивает любые возможности, которые он может увидеть в отношении Тайваня, просчитывает готовность США к сдерживанию и ответным действиям, не переходит ли китайский лидер на новый путь, как это делали его предшественники времен холодной войны? Побуждает ли его, как Эйзенхауэра в 1960 году, идти на риск страх перед растущим технологическим отставанием? Или он, как Хрущев в 1962 году, под давлением внутри страны стремится захватить инициативу, пока еще есть возможность?
Вероятно, у нас не будет 15 лет, чтобы это выяснить.
