Мои родители были из «местечковых» литовских евреев, говорящих на языке идиш, который в обиходе назывался «литваком». Как писали знатоки, «литвак» считался самым напевным и «смачным» из всех многочисленных диалектов еврейской речи. Отец, Абрам Абрамович Трабский, родился 19 мая 1899 года в городе Ошмяны Виленской губернии, когда его отца, моего дедушки, уже не было в живых. Только тогда по еврейским законам новорожденному в память о покойном родителе можно было дать его имя.

Наши предки, в 14 веке изгнанные из германских городов, пришли с котомками на плечах в Литву, куда великий литовский князь Гедиминас пригласил людей «всех наций и вер» строить новую столицу Вильнюс. Евреи своими руками искусных каменщиков, маляров, жестянщиков и стекольщиков построили и дворцы, и жилища. Позже им были предоставлены права на собственность и свободу вероисповедания, а Великое княжество Литовское стало островком терпимости в мире антисемитизма. Вильнюс (Вильно), к 18 веку превратившись в мировой центр еврейской культуры и образования, стал называться «Литовским Иерусалимом». После разгрома шведов русской армией Петра Первого в Северной войне и последующих разделов Речи Посполитой почти всё Великое княжество Литовское, а оно охватывало и территорию нынешней Белоруссии, было аннексировано Российской империей.

Мои предки, по воспоминаниям отца, были мастерами-ремесленниками. Строили и ремонтировали дома, корчмы, коровники, мастерские, даже небольшие фабрики. За это их уважали земляки. А о происхождении нашей фамилии я узнал от отца такую семейную легенду. Однажды к его деду, который вскоре после прибытия в Ошмяны российских войск женился, пришла бумага отправиться на военную службу. Тогда, согласно указу российского царя, была установлена ежегодная квота призыва для еврейских общин:10 рекрутов с тысячи мужчин. Молодой муж, не желая оставить красавицу-жену, а также изменить своей вере на службе в чужой армии, темной летней ночью вместе с женой убежал из дому и родного города. За сутки они добрались до местечка Трабы. Но в округе, во всех домах, где просились на ночлег, получали отказ. Беглецы на горке увидели великолепный старинный замок. (Согласно историческим материалам, там литовский князь Трабус в 15 веке выстроил замок, где потом обитали князья Трабские, а в 16 веке даже находилась резиденция короля Польши, великого князя Литовского Сигизмунда Августа). Но постучаться в замок побоялись. Устроились в ближайшем лесу, в шалаше. Питались грибами, ягодами. Однако осенью похолодало, износилась одежда, башмаки, и уже шалаш не казался раем. Чтобы с молодой женой не помереть с голода и холода, муж, с детства приученный к любому делу по дому, набрался смелости и постучал в ворота замка. Его окликнул старый поляк-управляющий: «Откуда пришёл, и по какому делу?». Тот поделился своим бедственным житьем и попросил какую-нибудь работу. Старик пожалел еврейского парня: дал ему метлу, деревянные грабли и приказал до ночи убрать опавшие листья, заполнившие огромный двор. На следующий день велел заложить камнем и оштукатурить в заборе дыры, проделанные за лето мальчишками, а позже - побелить забор. Все это молодыми супругами было исполнено в срок, и так понравилось управляющему, что на дальнем участке он разрешил им занять ветхую хибару, а работящего парня определил в группу мастеровых по обслуге хозяйства княжеского замка. Пережив в неустанном труде и невзгодах зиму и лето в Трабах, где по протекции управляющего работящих супругов записали в списки Трабскими, они осенью вернулись в Ошмяны. Так, благодаря пребыванию моего прадеда в Трабах, и вошла в мир фамилия нашей семьи Трабские.

В Ошмянах был расквартирован русский военный гарнизон. Местное население, возмущенное бесчинствами солдат, восстало против них и освободило город. Весной следующего года в город вновь пришли царские войска, сожгли почти все дома и убили множество евреев. Вскоре по указанию российских властей началось восстановление и… русификация Ошмян. Сыновья и родственники деда были умелыми плотниками, каменщиками, штукатурами, стекольщиками. Они строили дома, мостили улицы, участвовали в возведении на рыночной площади русского православного храма, двух русских и еврейских школ.

В конце ХIХ века Ошмяны был провинциальным еврейским городом. Как воспоминал отец, он располагался между двумя зелеными холмами. Бедные евреи ютились в жалких хибарках на городской окраине. Вокруг лежали кукурузные поля, за которыми медленно несла свои холодные воды речушка Ошмянка. В родительской хижине хозяйничала рослая, строгая и мудрая мама Геня, растившая с бабушкой двух мальчиков - старшего Фиму и младшего Абрашу. Отец вспоминал, как осенью, перед наступлением Рош -А шана (еврейского Нового года), рыбаки вылавливали в Ошмянке длинных щук и разносили их по домам. Мама покупала крупную щуку и топила печь. Вскоре запах фаршированной рыбы (гефилте-фиш) наполнял весь дом. А когда наступал праздничный вечер, важно подавала на стол большое продолговатое блюдо, в котором красовалась золотистая, напичканная фаршем и обложенная вареными овощами рыба. От одного запаха у всех текли слюнки. А вкус каждого кусочка и передать было невозможно…

Мама с детства приучила сыновей выполнять любую домашнюю работу. Шесть дней в неделю, кроме субботы и праздников, они должны были посещать хедер (еврейскую религиозную школу). Там, в тесной комнатушке, слушая разъяснения меламеда (учителя), братья изучали Тору. В субботу с мамой шли в синагогу, а по воскресным днем у родственников учились разным ремеслам.

Маленький Абраша ходил к стекольщику дяде Семену, брату покойного отца. Тот «заворожил» мальчика своим мастерством, как с помощью металлического с вырезом «молоточка», в который запаяно алмазное зернышко, проводить по стеклу тончайшую линию, а затем нажимом руки на поверхность стекла получать нужный размер. Восхищаясь дядей, мальчик мечтал тоже стать стекольщиком. И он остался верен той детской мечте.

В одиннадцать лет дядя подарил любознательному племяннику алмазный инструмент и научил вырезать стекла. Соседи начали приглашать подростка остеклять форточки и рамки для портретов... Это были его первые заработки. Город разрастался и, если дядя не успевал выполнять все заказы, он передавал их племяннику. Большой честью для мальчика было приглашение в качестве стекольщика участвовать в строительстве первой в городе синагоги. А когда ему исполнилось тринадцать лет, в этой синагоге он совершил обряд Бар-мицвы: прочитал наизусть отрывок из Торы. Это означало, что он стал мужчиной, полноправным членом еврейской общины и мог приступить к самостоятельной жизни. Вскоре, погрузив ящик со стеклом на подводу, он стал обслуживать не только свой город, но и соседние местечки и города Дисну, Сморгонь, Жиздру…